Квинтет времени. Книга 4. Большие воды - Мадлен Л`Энгл

– Я никогда не бывал по ту сторону гор. Должно быть, это очень необычное место.

Сэнди не знал, как еще объяснить старику.

– Ну… там, где мы живем, действительно все по-другому.

– Ты начало перемен, – пробормотал старик. – Мы живем в конце времен. Это может оказаться очень печально.

Сэнди, засмотревшись на звезды, не расслышал его слов.

– Дедушка Ламех, а мой брат правда поправляется?

– Да. Так мне говорят.

– А кто вам говорит?

– Женщины, когда приносят светильник.

– А мужчины никогда не приходят? Я не видел ваших сыновей.

– Только женщинам есть дело до меня. – В голосе Ламеха слышалась горечь.

– А Иафет?

– О, Иафет! Иафет приходит, когда может. Мой младший внук, мой дорогой мальчик… – Старик тяжело вздохнул. – Когда родился мой сын, мой единственный сын, я предсказал, что он принесет нам облегчение от трудов, от тяжкой работы, легшей на нас из-за проклятия на земле.

У Сэнди что-то тревожно ёкнуло внутри.

– Что за проклятие?

– Когда нашим предкам пришлось покинуть Сад, им было сказано: «Проклята земля за тебя. Терния и волчцы произрастит она тебе. Со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей»[4]. – Ламех снова вздохнул, а потом расплылся в улыбке. – И вот все стало по предсказанному. Мой сын принес нам облегчение. Лоза плодоносит. Скот и птица умножаются в числе. Но сам он возгордился от своего преуспевания. Я одинок в старости. Я рад, что ты пришел.

Из шатра вышел мамонт, приблизился к ним и положил голову Ламеху на колени.

– Женщины все твердят мне, что меня ждут в шатре моего сына. Но я хочу остаться здесь, где родился мой сын, где умерла его мать. Мой сын отказывается видеться со мной лишь потому, что я предпочел остаться в своем шатре. Он упрямец. Что станет делать он сам, когда его сыновья пожелают его шатер?

– А он желает ваш шатер?

– У меня лучшие, самые глубокие колодцы в оазисе. Я всегда даю ему предостаточно воды для виноградников, но ему не нравится, что за ней приходится ходить. Плохо. Я останусь в своем шатре.

– Может, – решился высказать предположение Сэнди, – ваш сын такой упрямый потому, что у него упрямый отец?

Старик невесело улыбнулся:

– Может быть.

– Если он не приходит повидаться к вам, почему бы вам не сходить к нему?

– Слишком дальний путь для старика. Я отдал своих верблюдов и весь свой скот моему сыну. Оставил себе только свои сады и огород. – Ламех похлопал Сэнди по колену скрюченной рукой. – Надеюсь, теперь, когда ты поправляешься, ты не захочешь уйти сразу. Приятно, когда есть с кем разделить шатер.

Хиггайон боднул старика головой.

Ламех рассмеялся:

– Ты мамонт, милый мой Хиггайон. И при всей моей привязанности к тебе я испытываю потребность в человеческом обществе, особенно теперь, в мои последние дни.

– Ваши последние дни? – встревоженно переспросил Сэнди. – То есть как это?

– Я не так стар, как мой отец Мафусаил, но я старше, чем был его отец, Енох. Загадочный он был человек, мой дедушка. Он ходил пред Элем – а потом перестал быть. И ему было меньше лет, чем мне. Эль сказал мне, что дни мои сочтены.

Сэнди сделалось не по себе.

– И сколько получилось?

Ламех рассмеялся:

– Дорогой мой юный великан, ты же знаешь, что существует только много и немного. Голос Эля сказал – немного. Немного – это может означать одну луну, а может – несколько.

– Так, погодите минутку, – сказал Сэнди. – Дедушка Ламех, вы хотите сказать, что кто-то вам сказал, что вы скоро умрете?

Ламех кивнул:

– Эль.

– Эль что?

– Эль. Сейчас беспокойные времена. Сердца людей обратились ко злу. Мне семь сотен лет, и еще семь десятков, и семь…

– Стойте-стойте! – воскликнул Сэнди. – Но столько не живут! Там, откуда я пришел, по крайней мере.

Ламех поджал губы:

– Мы плохо используем нашу долгую жизнь.

Внезапно звездный свет показался холодным. Сэнди вздрогнул. Рука Ламеха снова коснулась его колена.

– Не тревожься. Я не уйду, пока ты не выздоровеешь и не воссоединишься со своим братом и вы не сможете позаботиться о себе и вернуться домой.

– Домой… – мечтательно произнес Сэнди, глядя на звезды. – Я даже не знаю, в какой стороне наш дом. Я плохо понимаю, как мы попали сюда, и еще меньше понимаю, как нам вернуться домой.

Хиггайон поднес хобот к уху, и Сэнди увидел, что там сидит жук-скарабей, яркий, как сережка. Сэнди слышал, что блистательный серафим Аднарель иногда принимает облик жука-скарабея, но, конечно же, это было невозможно. Теперь же он посмотрел на бронзовый блеск и задумался.

– Иафет спросил меня, – задумчиво проговорил Ламех, – куда я отправлюсь, когда умру. – Он улыбнулся. Даже при свете звезд видно было, как сквозь тонкие пряди на его голове проглядывает кожа черепа. – Я думал, что мой дедушка Енох может вернуться или прислать весточку. Я надеюсь, мой сын забудет на время о своей гордости, придет и положит меня в землю.

Хиггайон снова боднул его, и старик рассмеялся:

– Кто знает? Может, я снова взойду по весне, как цветы пустыни. Может, нет. Об этом мало что известно. Но после стольких лет жизни я предвкушаю отдых.

Мамонт подошел к Сэнди, встал на толстенькие задние ноги, а передние поставил Сэнди на колени, словно собака. Сэнди взял его на руки и крепко обнял в поисках утешения; розовый кончик хобота осторожно погладил его по щеке.

– Дедушка Ламех, я, пожалуй, лучше вернусь в шатер. Мне холодно.

Ламех посмотрел сперва на Сэнди, потом на мамонта:

– Да. Для первого выхода достаточно.

Сэнди с радостью вернулся на свое спальное место, застеленное шкурами, а Хиггайон устроился у него в ногах. Сэнди старался не чесаться. Розовая кожа под слезающими клочьями старой была очень нежная. Мальчик закрыл глаза. Ему хотелось увидеть Иалит. Ему хотелось поговорить с Деннисом. Как им вернуться домой из этого странного пустынного края, куда их занесло и который находился бог весть где среди бесчисленных солнечных систем и бесчисленных галактик?

Сквозь неглубокий сон Деннис услышал, как хлопнул полог шатра. Мальчик открыл глаза, но увидел лишь движущийся к нему огонек каменного светильника.